Первый нехороший человек - Страница 69

– Я так удивилась… – Она подалась вперед. – …что вы так поступили. Что женщина способна сказать старику, чтобы он занялся сексом с ребенком?

Словно обвинили в преступлении, совершенном во сне.

– Я очень прошу прощения, – прошептала я. – Я не думала, что вы настоящая. – Или же думала. Но потом – не думала.

– Ну… – Она вытянула обе руки. – …я настоящая.

Сообразить, что́ можно на это сказать, оказалось трудно. Разумеется, секретарша вернется с минуты на минуту. Кирстен тихонько стукнула затылком в стену, несколько раз.

– Надеюсь, все вышло не очень ужасно, – сказала я наконец.

– Да ничего особенного. Ему сначала надо было что-то посмотреть, в телефоне. Долго.

Я понятия не имела, что это означает, но кивнула с пониманием.

– Эй. – Она щелкнула пальцами. – Давайте пошлем ему фотку нас с вами вместе. Вот он на измену-то сядет.

– Правда?

Она вытянула руку с телефоном и напряженно подалась на меня. От ее волос пахло хлоркой. Джек дернулся навстречу объективу мокрым ртом, заслонив нас обеих.

Щелкнула вспышка, дверь отворилась, и секретарша вернулась за свой стол. Рут-Энн. Увидев меня, она застыла – кратко.

– Доктор готов вас принять, Кирстен.

Кирстен не глядя скользнула мимо меня.

Мы остались одни.

– Здрасьте, Рут-Энн. – Я встала и подошла к ее столу.

Она вскинула брови, словно не собиралась отрицать, что именно так ее и зовут, но и подтверждать это не намерена.

– Я просто зашла за той карточкой. Помните? Которая с именем. – Я показала на Джека, и она сморгнула, словно лишь теперь заметила его.

– В смысле, за визитной карточкой? – Она показала на карточки доктора Бройярда в люцитовой держалке, рядом с ее собственными.

– Нет, за карточкой, которую я попросила вас хранить. Вы положили ее вон туда. – Я показала на серединный ящик стола.

– Боюсь, ничем не могу помочь, но вы совершенно свободно можете взять несколько визитных карточек.

Ее ширококостная андрогинность исчезла без следа. Рут-Энн тщательно кренилась в девчачьем направлении – в миллионе мелочей. Длинные волосы собраны сзади тартановой лентой. Облегающая блузка, замышленная уменьшать широкие плечи, их уменьшала. Все ее тело словно бы ужалось. Сидя она казалась прямо-таки миниатюрной, хрупкой женщиной.

Доктор Бройярд вышел из кабинета с папкой. Она глянула на него снизу вверх, и вся ее внешность преобразилась: она озарилась. Не светом жизни, а словно шелуха, электрически подсвеченная изнутри. Она потянулась к папке, он ее отпустил – совсем рядом от ее пальцев. Папка спорхнула на пол. Рут-Энн помедлила, а затем неловко перегнулась через стол и подняла ее. Когда она подняла лицо, оно улыбалось надеждой, что ему понравился вид сзади, но он развернулся и ушел обратно к себе в кабинет. Улыбка Рут-Энн раздалась от боли, и я, увидев ее зубы, заметила и челюстную кость, из которой они росли, и череп с пустыми глазницами, и весь ее трескучий скелет. Я прозревала ее мозг впрямую – он трепетал от одержимости.

Она могла бы сорваться от одного лишь имени его на листке бумаги. Даже слово, похожее на «Бройярд» – бильярд, ломбард – загоняло ее в накатанную петлю грез. Все остальное в ее жизни, в том числе и психотерапевтическая практика, – липа. Заклятье пожирало девяносто пять процентов ее сил, но она с удивлением обнаруживала, что никто не замечает: хватало этих ее пяти процентов, не толще облатки. Она держала у себя на столе список всего, что когда-то делало ее счастливой:

...

Музыка зайдеко
Собаки
Моя работа
Дождливые дни
Тайская еда
Бодисерфинг
Мои друзья

Но ей не удавалось скопить достаточно печали и сожалений, чтобы освободиться. Она жила ради этих трех дней в году, когда он замещал ее у нее в кабинете, а она работала под ним. Чистой силой воли она стала той, какую он, по его давним словам, хотел себе в жены: маленькой, женственной, со слегка консервативным изяществом. Быть этой женщиной, его секретаршей, – ее единственное удовольствие. Удовольствие – не то слово: это питало заклятье, и заклятье продолжало действовать, а это все, что нужно заклятью.

Рут-Энн сложила папку в ящик. Глядя на ее обширную спину, было проще вспомнить моего психотерапевта, который оказался таким смелым и таким полезным, даже на пяти процентах. Я была у нее в долгу.

Чтобы разогнаться, потребовалось время, но через несколько секунд раскачки на пятках я начала колыхаться под бойкий ритм. Рут-Энн вскинула брови, надеясь, что я просто разминаю ноги. Я вступила хрипло, немелодично, однако с большой силой.

В любовной сказке оставайся,
Будь с нами – и не сомневайся

Она вскинула взгляд – или, вернее, заклятье вскинуло взгляд, медленно, с отвращением. Заклятье в тартановой ленте ярилось. Оно перевело взгляд с меня на дверь доктора Бройярда, далее – на свои же чудовищные руки, а следом – опять на меня, я меж тем запела громче:

Мы оба ве-е-е-ерим в тебя-а-а-а

Джеку нравилось; он заскакал в слинге вверх-вниз.

Ты скоро вырастешь, лови
Удачу с парой психов,
Чокнутых на-а-а-а любви

Я знала только припев и потому тут же начала заново:

В любовной сказке оставайся

С Рут-Энн происходило странное. И на вид – нехорошее. Она потела; по бокам ее блузки стремительно расплывались большие сырые кольца. Она растворялась. Если я делала дурное, оно было очень дурно. Я зажмурилась, обвила Джека руками и продолжила петь:

Будь с нами – и не сомневайся
Мы оба ве-е-е-ерим в тебя-а-а-а

Часть «в тебя» звучала сильнее прочего, полногласная, заливистая. Я приоткрыла глаза на щелочку. Пот катился у нее по лицу, рот вздернут вверх, словно она пела богам, умоляя их вмешаться в происходящее, освободить ее от заклятья. Мы курлыкали вместе: