Первый нехороший человек - Страница 51

– Тебе больно?

– Если честно – да, – немного резко сказала она. Меня поразило, как стремительно она изменилась.

– Может, больше жидкостей надо? – Я глянула на ее мешок с раствором. – Позвать медсестру?

Она хрипло рассмеялась.

– Я бы чуток подумала кое о чем другом. – Она глубоко, осмысленно выдохнула. – Кажется, я для таких вот чувств не готова.

– Каких чувств? – спросила я.

– Половых.

– Ой.

В одиннадцать я принесла нам обед из подвальной столовой; она поела минестроне, а потом захотела поспать. Но лишь после того, как поцеловала меня в шею и пробежалась рукой по моим коротким волосам. Как во сне: самый маловероятный для этого человек не в силах тобою насытиться – кинозвезда или чей-то супруг. Как такое возможно? Но притяжение взаимно и бесспорно; оно – причина самому себе. И, словно изумление на Луне или изумление на поле боя, ошеломление свойственно этим местам. Воздух в № 209 зловонен, он растил экзотический цветок, а не естественное нечто, о котором толковала Кэрри Спивак. Или, может, она бы сказала, что все становится крайне чувственным как раз перед отдачей ребенка, на третий день; может, это часть дуги. Завтра третий день.

Я подождала, пока она проснется, сама она в реанимацию не пошла, и туда отправилась я. Какая-то пара снимала с себя больничные рубашки, когда я надевала свою. Они обсуждали подержанные автомобили.

– Ты бы ни за что не купила машину, не попинав сначала покрышки, – говорил он, комкая свою рубашку и по ошибке швыряя ее в бак для переработки отходов.

– Ты бы купил, если б уверовал, что Господь знает, что́ тебе по силам.

– Как-то я не сомневаюсь, что Господь не желает, чтобы ты купила старую паршивую развалюху.

– Ну, теперь уж поздно, – сказала она, стискивая в кулаке ремень от сумочки. Эта женщина выглядела старше, чем на фотографии на «АнкетыРодителей. ком», – оба они выглядели старше. От них несло их домом в Юте – старыми коврами, пропитанными сигаретным дымом. Таков будет запах его жизни – его запах.

– Да ладно? – сказал Гэри. – Поздно – юридически? – Он испугался. Он правда не хотел этот автомобиль, который они уже купили.

– Да, поздно, – сказала она. И глянула на него в смысле «Давай не будем обсуждать такое в присутствии этой женщины». Они оказались ужасными людьми – даже чуть хуже всех прочих. Я тянула время, возясь с рукавами своей рубашки. Представиться им или же пытаться их убить? Не жестоко – просто чтобы их не стало. Эми выделила мне вежливый кивок, они вышли. Я кивнула в ответ, дождалась, пока дверь качнется назад и закроется. До меня дошло: врач сказал лишь, что ребенок будет жить. Не что он будет бегать, или есть пищу, или разговаривать. Жить означает лишь не умирать, но это совсем не обязательно включает какие бы то ни было рюшечки и кружева.

Глаза у Кубелко Бонди были широко открыты, он ждал.

В тебе всё без исключения совершенно, – сказала я ему.

Ты вернулась, – сказал он. Я склонила голову и попыталась выдать ему обещание: ничего, что в моей власти, не допущу.

Я люблю твои родные плечики, – сказала я. – И всегда буду любить.

Кли проспала до полудня, и мы поднялись вместе. В лифте она меня обняла и не убирала руку, пока мы шли по коридору. Наши бедра бились в сложном синкопированном ритме. Миновали пару, которая когда-то винила друг дружку, и нам кивнули, не морщась. Про себя я подумала, что эти двое навсегда останутся первыми, перед кем я «вышла из чулана». Они показались очень принимающими. Померещилось, что некоторые медсестры молча оторопели от нашей новой близости. Может, потому, что они думали, будто я – мать Кли. Или, может, потому что теперь они возились с двумя парами родителей, и мы были ненастоящими. Перед кувезом Кли чмокнула меня в губы. Вот так, бессловесно, мы «вышли из чулана» и перед младенцем.

Кэрри Спивак тоже была рядом; карточка «Семейных услуг Филомены» торчала из пластикового держателя, на котором значилось «Новорожденный Мальчик Стенгл». Я, как фокусник, выудила ее из держателя и переместила к себе в карман.

– Мы не можем и дальше называть его «ребенком», – шепнула я.

– Ладно. Какие у тебя мысли?

Меня это тронуло – что она считает, будто у меня есть какое-то право назвать его. Я представила попытки объяснить имя «Кубелко Бонди».

– Это ты должна, ты – его мама.

Она хохотнула – или мне показалось, что это смех; он завершился чем-то вроде сглатывания. Мы заметили странную красную отметину у него на крохотной руке. Я подозвала медсестру с вытравленными светлыми волосами.

– Привет, чувачок, – каркнула она, глянув на монитор. – У вас сегодня большой день. – От нее несло духами – возможно, прикрытие запаха сигарет. Отметина: сигаретный ожог. Я ожила от гнева. Но я-менеджер знала, как с этим управиться: уже представляла себе, как она заплачет после того, что я ей скажу.

– Снимаем его сегодня с вентиляции, – продолжила она. – Будем надеяться, что он у нас крепкий маленький дыхалка.

Мы с Кли встревоженно переглянулись. Дыхание. Главное в списке всего того, что, мы надеялись, он сумеет.

– Вы будете участвовать в этом снятии? – нервно спросила я. Лишь бы нет.

– Ага. Мы его на СИПАП переведем, на постоянную подачу воздуха, и поглядим, как он адаптируется. – Она подмигнула. Не добрым подмигиванием, а таким, которое говорило, что все прочие медсестры и все сотрудники «Раскрытой ладони» мне о вас доложили, и теперь – мырг – мы отомстим. Я глянула на ее бейдж. КАРЛА. Поздно покупать Карле подарочный сертификат или блендер для смузи «Ниндзя» на пять чашек. Может, конфет или кофе.