Они захотели устроить вечеринку.
– Это не вечеринка. Это просто кое-кто из наших с Кли друзей из старших классов, которые теперь тут живут, – сказала Кейт. – Из старых одноклассников. Да? – Кли кивнула. Она неторопливо листала страницы журнала, вновь увлеченно не обращая на меня внимания.
– Я не могу позволить ничего такого, что обесценивает пространство дома, – сказала я. – У этого есть предел.
– Ценность дома не убавится точно, – сказала Кейт.
– Громкая музыка будет?
– Ни в коем случае, – сказала она. – Я вообще музыку не слушаю.
– А питие?
– Никакого.
– Вам предстоит потом прибраться.
– Обожаю прибираться; это, типа, у меня феня.
– Ну, тогда, думаю, маленькое собрание одноклассников – не беда.
– Я вот подумываю, может, прям сейчас? И, если честно, кто-то, глядишь, и будет пить. Но я им скажу, чтоб бутылки клали в бумажные пакеты, если хотите.
Сначала явилась большая компания шумных девиц. Затем – компания юнцов, и Кейт подключила свой телефон к моей стереосистеме – проводком, который принес кто-то из юнцов. Они убрали мои мексиканские сувениры с динамиков, что я оценила по достоинству. У меня зажужжал телефон. ОНА ТОЛЬКО ЧТО МИНУТУ ИЛИ ДВЕ ДЕРЖАЛА МОЙ НАБРЯКШИЙ ЧЛЕН, НО НИКАКИХ ДВИЖЕНИЙ.
Затем кто-то из юношей выкрутил звук до абсолютного максимума, из-за чего всем пришлось орать, чтобы говорить.
А дальше последовал непрерывный поток девиц и юнцов.
Затем я отправилась в гладильный чулан и распечатала объявление о шуме, для соседей, в шести экземплярах. Оказавшись снаружи, я осознала, что музыку слышно всему кварталу и шести экземпляров недостаточно. Отправилась распечатать еще; юнцы и девицы играли в игру, в которой предполагалось брызгаться алкоголем.
ПРИЗНАЮ, ХОЧУ СЛИТЬ ЕЙ В РОТ.
И сразу следом: СОЖАЛЕЮ О ПОСЛЕДНЕЙ ЭСЭМЭС, БЕЗВКУСИЦА, НЕДОСТАТОК УВАЖЕНИЯ К КИРСТЕН. НАДЕЮСЬ, ВЫ СМОЖЕТЕ ПРОПУСТИТЬ ТО СООБЩЕНИЕ МИМО. ЖДЕМ ВАШЕГО РЕШЕНИЯ. НЕ СПЕШИТЕ!
Пришли какие-то мужчины. Молодо они не выглядели, один вообще мог быть моего возраста. Он поглядел на меня с ухмылкой. Кажется, они принесли наркотики. Определенно гашиш или ганджу, а может, и еще что-то. Уборной воспользоваться не получалось: я ждала в очереди больше двадцати минут, пока не влезла Кейт и не проорала:
– Люди, люди, люди! Эта женщина – хозяйка дома! Ее зовут миссис Биби! Пустите ее без очереди! – Она была очень пьяна. Я сказала ей спасибо, а она вместо пожалуйста провопила: – Люди типа меня – они такие! – и вручила мне свой напиток.
– Это алкогольное? – заорала я.
– Это пунш! – проверещала она мне в ухо.
Я пила его, пока пи́сала, чтобы сэкономить время, хотя больше времени мне сейчас не требовалось. На вкус – алкогольное. Все полотенца валялись на полу, пол был мокрый. ХОТИТЕ ЕЕ ФОТО? – прислал он сообщение. Я его стерла.
Прислонившись к стене в гостиной, я наблюдала за Кли. Она вскочила какому-то юноше на закорки и орала:
– Нарушение в игре! Нарушение в игре! – и размахивала рукой. Она знала, что я за ней смотрю. Теперь она говорила: – Блин, подруга, бриться надо! – а Кейт:
– Нет, не надо, я азиатка! – Я видела, как они обе задрали ноги, чтобы разные юноши сравнивали. Бедная Кейт – ей, по необходимости такой заурядной, достался в друзья человек с внешностью, как у Кли. Человек, чьи глаза, пусть и далековато от носа, были экзотического кошачьего разреза, волосы – такие сонные и золотые, что, казалось, беспрестанно, словно вода, колышутся, даже на фотоснимках, которые я видела в интернете – где она в каком-то общепите показывает бандитские знаки пальцами. Человек, чей рот нельзя показывать публике, он слишком нежен. Я смотрела на потные, распаленные лица двух юношей, которых Кейт призвала на оценку ног. Она верещала: – Закройте глаза, чтоб не знать, где чья! – Юноши терли руками ногу и вонючую стопу Кли, а та смотрела прямо на меня. Я вернула ей взгляд. Симуляцией мы не занимались уже почти три недели. Почему она все еще здесь? Телефон завибрировал.
Я сощурилась на снимок на экране. Кирстен была коротышкой с широкими плечами и грязновато-белобрысыми волосами до подбородка – либо сальными от массажного масла, либо от природы очень вислыми. На ней были очки в джон-ленноновской оправе с круглыми стеклами, штаны для каратэ и белая футболка с нарисованным танцующим аллигатором. У аллигатора зеленые, черные и красные дреды, надпись под ним гласила «ДокРокРодил, Чувак». Улыбка у Кирстен широченная и полная надежды, сплошь слюнявые десны. Маленькие глазки натужно вытаращены, руки вытянуты к зрителю, как у неуверенной оперной певицы. Или как у подростка. Еще менее привлекательна, чем я в ее возрасте.
Когда я подняла взгляд, Кли уже исчезла. Я вышла на улицу, там ее тоже не нашлось. Вероятно, в чьей-нибудь машине, чем-то с кем-то занимается. Я потерла голову сбоку: гудит. Может, я умирала или опьянела. Вышла на середину улицы и двинулась вдоль квартала. Пешком вспомнить, чей это был дом, оказалось трудно, пока я не заметила близнецов в окне. Лишь их очертания сквозь желтые занавески. Поскольку они были близнецы, все, чем они занимались, получалось отраженным, как чернильные кляксы, симметричная бабочка, разлитое молоко, череп коровы. Я все еще улавливала низы ударных, но в общем стало тихо, и я набрала номер.
Филлип ответил мгновенно.
– Шерил?
– Я решила, – сказала я, взгляд уперся в желтую занавеску.
Он выдохнул тугой смешок.
– Боюсь, я вас замучил.
– Да, определенно, однако я пришла к выводу.
– Некоторые мои эс-эм-эсы были довольно-таки неприличными.