– Ясно, – сдалась я, вскинув обе ладони. Чтобы сменить тему, я показала на отягощенные на вид китайские картонки из-под еды, выстроившиеся у нее на столе. – Это все из вас?
– Я пью много воды, – сказала она и погладила свою бутылку с водой. – В конце дня я их забираю и опорожняю в уборной, разом.
– В местной уборной или дома в уборной?
– В местной уборной! – рассмеялась она. – Представляете? Я везу домой мильон контейнеров с мочой и фекалиями? Вот гадость-то!
Она изобразила, как ведет машину, и мы обе над этим посмеялись. Действительно, очень смешная картинка получалась. Дружеский смех всегда подчеркивал, что мы не друзья. Этот смех – ненастоящий, не такой, как дома.
Она все вела машину, а я вытрясла из себя еще один смешок. Чего она не останавливается?
– А ну как это для нее по-настоящему? – сказала она, внезапно опустив руки. – Настоящее приходит и уходит – и не очень интересно.
Благотворительный вечер «Раскрытой ладони» – ежегодная морока, к тому же не очень выгодная, но я всякий раз, когда наряжаюсь к нему, взбудоражена – зная, что и Филлип тоже наряжается. Будь все это в кино, они бы показывали попеременно: я натягиваю колготки, Филлип начищает ботинки, я расчесываю волосы – и так далее. Было время, когда я видела его вне конторы лишь раз, а теперь могла сказать: Он постоянно шлет мне эс-эм-эс, – и это не вранье. Когда увидит меня в новой блузке цвета хурмы, он, вероятно, смутится или устыдится своих эс-эм-эс. «Эй, – скажу я, – посмотри сюда. – Покажу на свои глаза. – В этих отношениях нет места стыду, ага?» Дернет ли он меня к себе за мое ожерелье с продуктовой ярмарки, которое я решила надеть опять? Что тогда случится дальше? Кому-то придется везти Кли домой, я могу оказаться занятой. Предупрежу ее, когда она выйдет из душа. Зачем она вообще едет? Благотворительные вечера «Раскрытой ладони» она не посещала с тех пор, как была еще маленькой девочкой и носилась по всему танцполу.
Когда она протопала вон из душа, я передумала: дуэнья ей необходима. Ее маечка вынуждала человека смотреть на нее даже против собственного желания. Майка представляла собой два клочка черной ткани, пришитых к громадному золотому кольцу – небезопасный для улицы наряд. Заброшу ее домой по дороге к Филлипу, если потребуется.
– А напитки будут? – спросила она по дороге к Залу содружества пресвитерианцев. Ее духмяные ноги попирали торпеду; она где-то откопала туфли на высоченных каблуках и с многочисленными перекрещивавшимися ремешками и пряжками.
– Не алкогольные. Тебе это все не покажется прикольным. – Она сменила тренировочные штаны на очень, очень тесные джинсы. Джинсы напомнили мне о Кирстен. Он не посмеет ее привезти.
– Ничего. Джим раздобыл для меня кое-что.
– Джим из «Раскрытой ладони»? Он принесет тебе алкоголь?
– Нет, другое. Увидите.
Остаток пути мы молчали.
Сюзэнн и Карл обняли дочь, а Кли удивила меня, позволив это. Я стояла рядом с затяжным трехсторонним объятием, как охранник или ассистент.
– Шерил! – проквохтала Сюзэнн, когда объятие распалось. – Что у тебя с ногами?
Мы все посмотрели на мои голени. Полосатые от синяков, оставленных еще при старом методе.
Филлип пока не объявился. Девушки из «Пни Это» показывали приемы самообороны под рэп-музыку, а затем к работе приступил ди-джей. Я спросила, не кажется ли ему звук чуточку громковатым.
– По-моему, слишком тихо, – проорал он, приподняв один наушник с головы.
– Ну, не вкручивайте громче тогда.
– Что?
– Как есть – отлично! – Показала ему знаком «окей».
Пока буфетчик объяснял мне какую-то неувязку с кофе-машиной, я наблюдала, как Кли болтает с девушками из «Пни Это». Все они были одеты в точности как Кли, и, похоже, она с кем-то из них была знакома – возможно, с дочерями друзей ее родителей. Я попыталась вообразить, как прохожу по нашим сценариям с одной из этих девушек – с каштановой челкой, она что-то показывала Кли в телефоне.
– Значит, нам выдавать меньше кофе? Или разбавлять?
– Выдавайте меньше.
Немыслимо: девушка с каштановой челкой была совсем девочкой. Кли время от времени посматривала на меня; я отводила взгляд. Видеть ее на людях, с родителями, сбивало с толку. Ди-джей поставил песню, которая оказалась всеми любимой, и девушки ринулись на танцпол, вскинув руки. Они танцевали в стиле «хип-хоп», а Карл извивался меж ними целенаправленно по-дурацки, и девушки из «Пни Это» потешались. Он заметил меня, позвал. Я вцепилась в шею – объяснить, что я по шею в организационных обязанностях. Незримое лассо взвилось у него над головой: он меня заарканил. Все вокруг смотрели на нас, и я позволила втащить себя на танцпол. Кли бросила единственный взгляд на мои бедра, вихлявшиеся в жатой этнической юбке, и с ужасом отвернулась. Я немножко подрыгалась, чтобы показать всем, как мне весело, и посмотрела за девушками, выполнявшими движения, больше подходившие для стрип-клуба, чем для благотворительного вечера по самообороне. Все были на высоких каблуках – ни одна не убежит от обидчика, не говоря уже о причиняемых самим себе болях в стопах, от которых они, без сомнения, страдали.
– Опля! – все кричали и кричали они. – Опля! – Это вообще слово? Или это вопли? Люди смотрели на меня странно: возможно, я нее попадала «в ритм» или что-то такое. Где же Филлип? Кто-то наткнулся на меня, и я развернулась испепелить взглядом. Кли. Она еще раз меня толкнула – словно можно было б подраться прямо здесь, побороться на полу. Или это у нее такая манера танцевать. Она опять толкнула меня – и теперь приложила руку мне к животу, стоя сзади, придерживая меня так, что ритмы у нас начали поневоле совпадать. Я огляделась по сторонам и осознала, что это и впрямь танец – многие делали так же. Лица Кли мне не было видно, однако я догадывалась, что ей это казалось забавным, она пыталась повеселить других девушек. Ха, порезвиться и я могла – минутку, но песня все продолжалась и продолжалась, и положение, начистоту говоря, представлялось непристойным. По виду Сюзэнн было ясно, что и она того же мнения. Изобразив легкое шимми, я выскользнула из танца. В кармане завибрировал телефон.